Если Никон ещё напьётся (водки! только её!), наденет шапку-ушанку со звуздой и решит прокатится на одноколёсном велике, то будет ещё круче, да)))

Сегодня пришла новая партия металла. Как и год назад, день в день. Значит, через две недели Они прибудут за товаром вместе с оплатой. Барред, сын Дорна, поёжился, словно от холода, несмотря на пышущую жаром плавильную печь, что стояла у дальней стены.
На шатающихся ногах он добрёл до стула и упал на него, лишённый всяких сил. Всякий раз, когда этот чёртов металл прибывал в его кузню, гному становилось дурно. Сколько лет он уже работает над клинками? Двадцать, может тридцать?..
Всякий раз голос этого самого металла нашёптывал ему историю своего владельца. В семье Барреда способность к ясновидению уже которое поколение передавалось от матери к сыну, а от сына к его дочери. Яростно охраняемая тайна их Семьи. Протянув руку, гном выудил из мешка первый слиток. Сталь. Чистая, лишённая каких-либо посторонних добавок. Пальцы пробежали по металлу, прощупывая его, считывая с мельчайших крупинок жизнь будущего воина, который завладеет клинком. Глаза заволокла светло-сизая плёнка, клубящаяся, словно дым. Слиток, чуть вибрируя в широких ладонях, стал истончать едва видимое бирюзовое свечение. Пальцы быстро, будто при игре на флейте, затанцевали по поверхности, вырисовывая лишь кузнецу понятные узоры. Сплести верную вязь ещё до начала ковки, не менее важно, нежели конечная рунная гравировка, что напрямую изменит судьбу ассасина. В этих символах скроется вся жизнь клинка, все его будущие жертвы и победы, все несчастья, что он невольно принесёт Хозяину, и все радости, которые они переживут вместе. Наделённые душой, будущие клинки Братства, будут верой и правдой служить тому, к кому будут привязаны.
Чуть изогнутые, прямые, клиновидные, игольчатые, пирамидальные, самых разных цветовых оттенков – каждый из них будет полноценным членом Братства. А он – Барред – станет им Отцом, тем, кто наделит их жаждой жизни.

Крайне редко в первые месяцы после переезда, чаще – позже, он выходил на рынок сам. Отзывая молодого ассасина, что должен был раз в несколько дней приносить тому продукты, он шёл сам, плотно укутываясь в чёрную робу библиотекаря.
Улица. Вторая, третья, поворот…
Вокруг снуют люди, кто-то спешит на работу, кто-то домой, некто несётся передать письмо, кто-то прогуливается, наслаждаясь приятной погодой.
Рынок привычно переполнен: покупатели и продавцы, живность, охранники, стража, проходимцы, слуги…
Малик, по привычке, нежели по желанию, покупает фрукты в одной и той же лавке, перебрасывается с ним несколькими дежурными фразами, улыбается проходящим мимо девушкам. Нагулявшись, присаживается на оставленные кем-то у стены мешки с ореховой шелухой. Жёстко, но что поделаешь. Ассасин опирается о пыльную стену, прикрывает глаза и…проваливается в пустоту.
Мир замирает, будто время, решив отдохнуть ненадолго, останавливается перетерпеть жару в тёмном уголке.
Стена. Светлый шершавый камень, пышущий жаром, отдающий своё, накопленное под лучами безжалостного солнца, тепло. Волны этого самого тепла ясно ощущаются всем телом, каждой его частичкой. Словно кто-то большой и уютный обнял тебя со спины и прижимает к себе, дыша в затылок.
Воздух. Сухой и безветренный, наполнен дорожной пылью, поднятой сотнями ног. А она, с свою очередь, привлекает к себе внимание, танцуя, кружась в вальсе под сонет, играемый солнечными лучами, прочертившими воздух под крышей.
Люди. Радость, удовольствие, наслаждение, встревоженность, умиление, удивление, расслабленность, напряжение, самодовольство, ярость, спокойствие – пробегись глазами по этим лицам, и ты увидишь любую эмоцию, какую только можно вообразить. Дети, тянущие мать за подол юбки. Продавцы, во всю расхваливающие свой товар. Слуги, несущие за Хозяином сумки и корзины. Стражники, зорко выглядывающие в толпе воришек и попрошаек.
Мир вокруг пересыщен охрой, песочно-жёлтым, нежно-ореховым. Мир пересыщен солнцем, его теплом, его заботой. Ради таких мгновений Малик вновь и вновь выбирался в город. Реже, чем хотелось, ведь работа занимала весь его досуг.