Он чётко знал, что не может быть счастлив. Счастья ему почти не отведено. Большую часть его жизни составляла работа, упорная, непрекращающаяся, выматывающая во всех планах. И потому в те минуты, когда он мог достичь спокойствия и умиротворённости, он добивался их любыми средствами…
Однако чем дольше длились такие минуты, чем счастливее он был – тем больнее было затем падение. Он уже привык к этому, реагировал на перипетии судьбы гораздо спокойнее, чем раньше… Но со многими вещами нельзя смириться.
Да, он смирился – и внутренне, и внешне, с судьбой Кристины. Он знал, что она всё равно не приняла бы его, как ассасина - убийцу. Может быть, если бы он настоял на своём тогда, в 1478, не поступил бы благородно (как он считал), их жизни сложились бы по-другому. Однако потом… Их разлука была слишком длительна. Единственное, на что надеялся Эцио – что в её жизни были счастливые моменты. Он смирился с гибелью любимой… А затем он сумел простить Борджиа и забрать Яблоко. Он выиграл, и при этом поступил не подло – а благородно и красиво, в какой-то степени. Во всяком случае, так считал сам Эцио. А затем у ворот Монтериджони появился Чезаре, и вся его жизнь полетела к чёртям… снова.
Пожалуй, наименее болезненным из всех его «падений» был уезд Катерины Сфорца. Он понимал, что их связывает совсем немного, но он надеялся, что им удастся… поладить. И потом, эта неудача была совсем незаметна на фоне большого успеха: Эцио собрал Братство, помирил Маккиавели и Ла Вольпе, сумел сберечь Марию и Клаудию. Жаль только, что в его личной жизни не было такого успеха…
Впрочем, у него было чувство, что вскоре его ждёт ещё одно испытание – и силы, и духа. И он не ошибался…

В Риме уже повсюду чувствовалась осень. По небу стремительно проносились серые облака, сильный ветер сдувал с людей шляпы и вырывал из рук зонтики, заставлял защищаться от летящей в лицо пыли. Впрочем, несмотря на плохую погоду, жизнь в Риме бурлила ключом. Совсем недавно погиб Родриго Борджиа – по слухам, его убил ассасин – и Чезаре собирал всех своих сообщников, дабы отомстить ассасину. Предполагаемый виновник смерти Папы сейчас был на рынке Траяна. Он заскочил сюда всего на несколько секунд – ему хотелось перекусить чего-нибудь лёгкого – хотя бы яблока. Надкусив красный фрукт, он медленно шёл по улице. Где-то по крышам за ним следовала двое новичков-ассасинов, которых он завербовал всего пару недель назад. После того, как они почти провалили задание во Флоренции, Эцио решил подержать их рядом, покуда не подвернётся какая-нибудь совсем лёгкая миссия. Больше из его Братства никого рядом не было – оба ученика, достигших высшего уровня, были на задании в Москве, троих Мастеров он отправил в Париж, по разным городам мира разъехались и другие ассасины. Наверное, это было несколько опасно, - бродить по улицам почти в одиночку - однако Эцио считал, что сумеет справиться с любой опасностью.
Он выбросил огрызок в кусты и по лестнице забрался на одно из самых высоких зданий в этом квартале. Он направлялся к «Цветущей розе», у Клаудии должны были появиться какие-нибудь новые сведения о послах из стран Европы, направляющихся к Чезаре. Он знал, что ему было необходимо вывести из строя армию Чезаре, однако решил, что с ней он всегда успеет разобраться, в отличие от послов, которые не должны были достичь герцога Валентино. Ведь если он заключит договор даже с одним государством, задача Братства значительно усложнится.
Он поднимался по лестнице на крепостную стену, с которой уже можно было увидеть бордель, когда услышал столь знакомый возглас:
- Ассасин!
- Где? – послышалось откуда-то сверху.
- Лезет по лестнице, прямо к тебе! Давай, быстрей…

Добавлено (02.04.2011, 20:54)
---------------------------------------------
Эцио почувствовал, как лестница отрывается от стены и падает вниз; он понял, что, похоже, она не была закреплена, и солдат, стоящий наверху, просто толкнул её ногой. Он судорожно огляделся – высокая лестница неумолимо набирала скорость, и земля стремительно приближалась - но нигде не было видно ни стога сена, ни какой-нибудь удобной балки, чтобы за неё можно было зацепиться при падении. Ассасин неловко оттолкнулся от лестницы, заставив встать её на одну ножку, и понёсся к земле; в падении он попытался открыть парашют Леонардо, однако не успел схватиться за верёвки – и лёгкую материю унёс порыв ветра. Он попытался сгруппироваться, приготовиться к удару о землю… но не успел. Сознание к нему пришло через несколько секунд; он приподнялся, пошатываясь, и тут же страшный удар по спине заставил его снова лечь, проехав носом по земле
- Ну? – откуда-то слева и сзади раздался глухой голос. – Кто это?
Кто-то грубо схватил его капюшон и приподнял над землёй… и тут же снова выронил – с истошным криком:
- Это он! Это Эцио Аудиторе! – судя по звукам, все солдаты отскочили от него и обнажили мечи. Ассасин попытался приподняться, однако удар об землю был сильнее, чем Эцио предполагал. Похоже, он сломал ногу – во всяком случае, справу снизу он чувствовал болезненную пульсацию. Ужасная боль была и в позвоночнике. В рот, в глаза попала пыль. Эцио снова приподнялся на локтях – чтобы хотя бы откашляться… На этот раз тяжёлый удар пришёлся по животу. Он опрокинул Эцио с живот на бок.
- Великолепно, у нас сам Эцио Аудиторе, - услышал он откуда-то сверху. Попытавшись открыть глаза, он еле различил двоящийся силуэт высокого гвардейца в маске и плаще. – И, похоже, этот bastardo без сознания. Так что мы можем отвести его к Чезаре. Помните – за него живого награда в двое больше! – солдат расхохотался.
- Мессер, а почему вы думаете, что он жив?
- Действительно… Да какая разница… Хотя… Эй, докторишка! Подойди сюда.
На этот раз Эцио увидел силуэт доктора – в столь знакомой забавной маской с клювом. Впрочем, сейчас эта маска ему забавной не казалось…
- У него забиты дыхательные пути! – меня снова перевернули, и доктор сделал что-то – из моего рта вырвалась целое облако пыли, и я закашлялся и застонал, одновременно пытаясь отдышаться.
- Он в сознании?
- Не могу сказать… Но у него сломана нога, это точно. И лучше не бить его по спине – здесь глубокая рана.
- Это мой ботинок, - похвастался один из солдат. – И сейчас ты испытаешь его, докторишка, если сейчас же не уберёшься отсюда.
- Ладно, ребята, пошли. Отведём его к Чезаре. И быстрее – кто знает, может быть, за ним следили, и сейчас уже сюда ведут подмогу. Я ни в коем случае не ставлю в сомнение наши боевые способностями, но если сюда придёт их верхушка… Нам не справиться. Помните ту девчонку, Клаудии, сестру этого ублюдка? Она, говорят, пятерых солдат в одиночку укокошила, когда её окружили. А уж за брата она…
Я почувствовал, как меня тащат по земле – нога чувствовала каждый камешек и выбоину – и кидают на коня. Я сумел открыть глаза – похоже, меня положили поперёк седла, перед глазами болтались стремёна. Я снова услышал разговор солдат, но затем голоса стали удаляться, и я потерял сознание…

Добавлено (02.04.2011, 20:58)
---------------------------------------------
Боже, какая красота. Мне нравится

Добавлено (03.04.2011, 18:52)
---------------------------------------------

Я заметил его ещё издали. Он широко и уверенно шагал к высокой дубовой двери. За его спиной развивался ярко красный плащ, на левой руке блестел металлический браслет, а на поясе взгляд останавливался на знаке ассасинов. Я поспешил к нему, и успел окликнуть Эцио, когда тот уже был готов постучать.
- Ла Вольпе?
- Рад встрече, - мой собеседник начал говорить, и я заранее знал, о чём пойдёт речь: о разрушенном Монтериджони, об убитом Марио, о том, какие же всё-таки ублюдки Чезаре и Родриго. Я следил не за его словами, но за его внешним видом, жестикуляцией, непроизвольными, мелкими телодвижениями. Я знал, что они расскажут мне куда больше, чем слова. И уже на основе этого я пойму – стоит ли мне снова присоединяться к Братству. Было очевидно, что именно Эцио теперь придётся взять на себя роль лидера, и именно от его личных качеств зависело, насколько будут удачны ассасины. Последний раз, когда мы виделись, он всё ещё оставался тем же юным, горячим, вспыльчивым и даже в какой-то степени глупым и наивным флорентийским парнем. Несмотря на всё то, что ему пришлось пережить.
Тогда, во Флоренции, перед заговором Пацци я использовал его. Но мне не оставалось ничего другого! Братство разваливалось на глазах: мы все верили Уберто, а он оказался предателем, казнившим одного из лучших наших ассасинов, который, к тому же, имел больше всего возможностей и влияния. Теперь, когда я вспоминал все события тех дней, мне становилось всё яснее и очевиднее, что мы бы не за что не справились бы без Эцио, и наше Братство здесь, в Италии, развалилось бы также, как и во многих других странах. Конечно, это не означало бы конец всем ассасинам; наши ячейки разбросаны по всему миру…. Но, несомненно, мы очень многое бы потеряли. Пожалуй, даже слишком многое. А Эцио сумел раскрыть планы тамплиеров, в одиночку пройдя по катакомбам под Флоренцией, спас Лоренцо Медичи, убил Франческо, сверг тамплиерского дожа, уничтожил сошедшего с ума Савонаролу… И хотя тогда, в его речи на помосте перед Палаццо Веккьо, где когда-то казнили его отца и братьев, была благодарность к нам, каждый из нас понимал, что не заслуживает её. Да, мы направляли Эцио, там, где это было возможно, помогали ему… однако на самом деле он всё сделал сам. Джованни был бы горд за своего сына.
Было одно, что останавливало нас от признания его главенствования над нами - честно и справедливо... Мы все понимали, что все его удачи – именно удачи, случайности, вызванные, может быть, умением быстро и адекватно реагировать на сложившуюся ситуацию, может быть, высоким воинским искусством. Но пока Джованни, Федерико и Петруччо Аудиторе не будут отомщены, Эцио не мог стать холоден и расчетлив, а значит, не мог ничего возглавлять. Именно поэтому в качестве главы Братства мы выбрали Маккиавели, молодого, но циничного и разумного человека. Не подумав о том, что такой может предать…
Удивительным образом мои мысли и речи Эцио совпали, и я, в ответ на его реплику о Николло, счёл нужным предупредить:
- Маккиавели – предатель! И я могу доказать это. У меня есть информация, что у него назначена встреча. Посмотрим, с кем он общается.
И я продолжил поток своих мыслей, обратив, однако, внимание, как легко и стремительно бежит Аудиторе, и как это разительно отличается от того, что я видел во Флоренции двадцать… двадцать три года назад.
Я единственный радовался, когда узнал, что Эцио не убил Испанца, несмотря на такую возможность. Это значило, что он преодолел себя, сумел заполнить чем-то страшную пустоту, оставшуюся после смерти отца и братьев и – простил. Конечно, это привело к ужасным последствиям, к смерти Марио и разрушении всего родового гнезда Аудиторе. Зато Эцио, уже более разумный, чем раньше, и имеющий новые мотивы к мести, мог возглавить Братство. И мне предстояло выбирать, присоединюсь ли я к нему…

…Я заворожено наблюдал, как Эцио отбивается от нескольких стражников, как он орудует мечом, одновременно плавно и стремительно, как проводит быстрые контратаки и как избегает неумелого движения алебардой одного из солдат. Затем – как он разговаривает с мальчишкой и успокаивает отца, как задаёт решительные, точные вопросы. Лишь когда он снова обратился ко мне, я еле успел надеть обычную свою маску «лиса», поглядеть в его решительные, мудрые глаза и чётко ответить. Теперь я точно знал, что, пожалуй, могу доверять ему.

что точно и пожалуй в одной фразе жить не могут.но аффтару виднее))

лёгкий оффтоп: